Этика современной жизни. А. Гусейнов. Этика и мораль в современном мире. Софисты и античные мудрецы

Подведем итоги. Современная социология как наука о социальных закономерностях развития общества выполняет ряд важных функций.

Среди теорий морали 20 века следует обратить особое внимание на этику ненасилия, которая находит все большее количество приверженцев во всем мире. Исторически существовала и до сих пор продолжает свое существование традиция разрешения различных государственных, национальных, межличностных проблем с позиций силы. Этика ненасилия - это совершенно иной подход к разрешению конфликтов, исключающий насилие. Идеи ненасилия сформулированы еще в Библии, в Новом Завете, рекомендующем, если, "кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую". В данном случае отразился некий идеал, в соответствии с которым непротивление злу рассматривается как проявление нравственного совершенства, нравственного превосходства над чужим грехом. Неумножение зла расценивается как проявление добра. Соответствующие библейские заповеди с большим трудом утверждались в сознании человека и до сих пор многим кажутся невыполнимыми. Значительное развитие этика ненасилия получила в работах выдающегося русского писателя и мыслителя Л.Н. Толстого (1828-1910), считавшего, что признание необходимости противления злу насилием есть не что иное, как оправдание людьми своих привычных излюбленных пороков: мести, корысти, зависти, злости, властолюбия. По его мнению, большинство людей христианского мира чувствуют бедственность своего положения и употребляют для избавления себя то средство, которое по своему миросозерцанию считают действительным. Средство это - насилие одних людей над другими. Одни люди, считающие для себя выгодным существующий государственный порядок, насилием государственной деятельности стараются удержать этот порядок, другие тем же насилием революционной деятельности стараются разрушить существующее устройство и установить на место его другое, лучшее. Л. Толстой находит ошибку политических учений в том, что они считают возможным посредством насилия соединить людей так, чтобы они все, не противясь, подчинились одному и тому же устройству жизни. «Всякое насилие состоит в том, что одни люди под угрозой страданий или смерти заставляют других людей делать то, чего не хотят насилуемые». Насилие не создает ничего, оно только разрушает. Тот, кто отвечает злом на зло, умножает страдания, усиливает бедствия, но не избавляет от них ни других, ни себя. Таким образом, насилие бессильно, бесплодно, разрушительно. Недаром еще в учениях древних мудрецов любовь, сострадание, милосердие, воздаяние добром за зло считались основой нравственных отношений. Другой сторонник этой теории - М. Ганди, мечтавший обрести свободу Индии мирными

средствами, считал ненасилие оружием сильных. Страх и любовь - противоречащие понятия. Закон любви действует, как действует закон гравитации, независимо от того, принимаем мы его или нет. Так же, как ученый творит чудеса, по-разному применяя закон природы, так и человек, применяющий закон любви с аккуратностью ученого, может

творить еще большие чудеса. Ненасилие не означает пассивности, оно активно и предполагает, как минимум, две формы борьбы: несотрудничество и гражданское неповиновение. Идеи отказа от насилия как средства разрешения

конфликтов и проблем находит все большее количество своих сторонников во всем мире.

Одной из интереснейших философских концепций 20 века является этика благоговения перед жизнью, основоположник которой выдающийся гуманист современности - Альберт Швейцер. В основе этой теории находится принцип благоговения перед жизнью в любой форме, облегчение страданий всех живущих. Благоговение перед жизнью, по мнению А. Швейцера, относится как к природным, так и к духовным явлениям, так как преклонение перед естественной жизнью необходимо влечет за собой преклонение перед жизнью духовной. «Особенно странным находят в этике благоговения перед жизнью то, что она не подчеркивает различия между высшей и низшей, более ценной и менее ценной жизнью. У нее есть свои основания поступать таким образом. Для истинно нравственного человека всякая жизнь священна, даже та, которая с нашей человеческой точки зрения кажется нижестоящей»,- отмечает он. Уравнивая нравственную ценность всех существующих форм жизни, А. Швейцер, тем не менее, вполне допускает ситуацию морального выбора: «Находясь вместе со всеми живыми существами под действием закона самораздвоения воли к жизни, человек все чаще оказывается в положении, когда он может сохранить свою жизнь,

как и жизнь вообще, только за счет другой жизни. Если он руководствуется этикой благоговения перед жизнью, то

он наносит вред жизни и уничтожает ее лишь под давлением необходимости и никогда не делает это бездумно. Но там, где он свободен выбирать, человек ищет положение, в котором он мог бы помочь жизни и отвести от нее угрозу страдания и уничтожения». Понимая насколько трудна судьба того, кто будет следовать его идеям, А.Швейцер обращает внимание на необходимость самоотречения как средства деятельности. Самоотречение не обесценивает личность человека, а помогает освободиться от эгоизма, предвзятости в оценке других. Бороться со злом необходимо, но не средствами зла, не отмщением, пресекая распространение зла. В этом положении взгляды А.Швейцера близки идеям сторонников теории ненасилия. Одним из средств недопущения зла в человеческую душу он считает необходимость прощения, тем самым пренебрегая злом, исключая его. Такой способ недопущения зла позволяет избавить человека от мук нравственного выбора, необходимости поисков самооправдания. «Истинная этика начинается там, где перестают пользоваться словами». В этом высказыванании А.Швейцера заключен глубокий смысл. Вся его этическая концепция призывает к активной целенаправленной деятельности, сохранению всех существующих форм жизни, самоотверженному служению людям, отдавая им частицу своей жизни, участия, любви, доброты.

5. Платон и Аристотель об этике. Этика Платона (427-347 гг. до н. э.) Платон сделал на первый взгляд, невероятное, но по сути дела вполне логическое допущение: если добродетель не укоренена в этом мире, то, наверное, существует другой мир, отражением и выражением которого она является. Платон конструирует новый мир - для того, чтобы подвести фундамент под моральные понятия, обеспечить им бытие. Он вынужден был это сделать. Раз была поставлена задача разумно осмыслить мораль и вдруг обнаружилось, что моральные понятия висят в воздухе, бездомны, то надо было или отказываться от этих понятий, что сделали софисты, или придумать для них другой мир, построить соразмерный им дом. Это Платон и сделал, сконструировав мир идей, в котором верховодит идея блага. Мир идей не просто лучше реального мира, он совершенен. Он отличается от реального мира как оригинал от копии, является по отношению к последнему и началом, и причиной, и образом, и образцом.Платон вводит ряд гносеологических конкретизаций, необходимых ему для того, чтобы обосновать возможность познания морали. Он различает два вида разумения (знания) и два вида удовольствия. Один вид разума и знания направлен на то, что не возникает и не погибает, а остается вечно неизменным, всегда тождественным себе. Предметом другого вида разума и знания является возникающее и погибающее. Первый вид разрушения и знания выше второго. Что касается удовольствия, то к первому виду относятся соразмерные удовольствия. Они не связаны со страданиями, беспечальны. Недостаток в них незаметен, их восполнение ощутимо и приятно. Они несильные. Их источником является прекрасное и добродетельное. Удовольствия второго вида характеризуются безмерностью, вносят в душу волнение, всегда сопряжены со страданиями. Это - гнев, гордыня, страх и тому подобные чувства. Словом, как говорит Платон, есть удовольствия от нежных звуков, а есть удовольствия от щекотания. Между ними нет ничего общего. Только удовольствия первого вида входят в структуру добродетели, но и они занимают там последнее место. Путь добродетели есть восходящий путь познания прекрасного, который может завершиться только тогда, когда душа узрит вечное, и любовь к истине не будет ничем омрачаться.Этика Аристотеля (384-322 гг. до н. э.) Этика Аристотеля - вершина античной этики. Именно он ввел термин «этика», произвёл систематизацию этических представлений и знаний. Аристотель дал наиболее глубокое для своего времени понимание этики как учения о добродетелях, о добродетельной личности. В отличие от философии этика является практической наукой. Цель этики - не познание, а поступки. Она учит тому, как стать добродетельным. Т.е., этические занятия не ставят своей целью только созерцание. Конечно, этика, подобно любой науке, производит знания. Однако этические знания имеют ценность не сами по себе; они являются формой актуализации поведенческих задач и призваны направлять человеческую деятельность. Они переходят в нормы, в требования к поведению.У Аристотеля есть два основных определения человека: человек - это а) разумное (мыслящее) и б) политическое (полисное) существо. Они связаны между собой таким образом, что человек становится полисным существом в той мере, в какой он реализует свои возможности в качестве разумного существа. Полис и есть воплощенный, объективированный разум. Если вообще деятельность (практику) Аристотель понимает как актуальное бытие живого существа, переход его возможностей в действительность, то полис представляет собой специфическую форму человеческой практики. А мораль - это просто оптимальная форма осуществления разума и тогда, когда речь идет об отдельном индивиде и тогда, когда речь идет о полисе. Свою плоть она обретает в добродетелях.Этические добродетели, согласно Аристотелю, - это особый класс человеческих качеств; они складываются в результате такого соотношения разума и аффектов, когда первые руководят вторыми. Они совпадают с разумной мерой в аффектах, а разумная мера (знаменитая аристотелевская середина) в свою очередь устанавливается путем соотнесения с привычными формами полисного поведения. Индивидуальная добродетельность и полисная целесообразность взаимно опираются друг на друга. Добродетель выступает как форма целесообразности, хотя и особая, касающаяся, с одной стороны, человеческого характера в целом, а с другой, жизни всего полиса. В то же время сама целесообразность полисной жизни поддерживается добродетельностью индивидов.Существуют три душевных состояния, два из которых порочны. Одно в силу избытка, другое в силу недостатка. Пороки переступают должное либо в сторону избытка, либо в сторону недостатка. Добродетель же умеет находить середину и её избирает.Например, мужество - середина страха и безумной отваги; щедрость - середина скупости и расточительства и т.д.Стремление к середине составляет содержание моральной свободы, нравственного выбора. Этические добродетели начинаются тогда, когда не простое стремление к удовольствию, а уравновешивающий разум становится направляющим началом поведения. Добродетели действуют так, как предписано верным суждением.Аристотель придает этике и этическим добродетелям вторичный, служебный, прикладной характер. Такой подход исключал саму постановку вопроса об обязательных моральных законах, общезначимых критериях различения добра и зла. Мера добродетельности поведения всегда конкретна, она особо уточняется применительно к каждой добродетели и, более того, она всегда индивидуализирована. Например, нет такого набора объективных признаков, которые позволяли бы установить, являются ли поступки справедливыми, ибо для этого надо их соотнести еще с индивидом, который их совершает. И Аристотель приходит к выводу, что поступки тогда справедливы, когда они таковы, что их мог бы совершить справедливый человек.Аристотель создал этику, которая совершенно игнорирует притязания морали на абсолютность, автономность и святость. В этом смысле он предельно рационализировал мораль. Он видел в ней некое измерение человека, которое тот сам задает себе в соответствии со своей природой и условиями жизни и которое вполне может быть ему подконтрольно. Важно подчеркнуть: в исследовании этической добродетели Аристотель дошел до такой степени, когда доказательное суждение оказывается невозможным и приходится принимать истину без указания на ее основания.

6. Понятие и содержание основных категорий этики.

Тема 10: Этические теории в современной западной философии

Введение

2. Этика в философии экзистенциализма

3. Гуманистическая этика Э. Фромма

4. «Этика благоговения перед жизнью» А. Швейцера

Заключение

Введение

ХХ век стал веком стремительного развития науки и техники, качественных изменений в производстве и в тоже время - веком глобальных проблем, таких как угроза ядерной войны, экологическая и демографическая проблема. С одной стороны можно говорить о кризисе идей рационализма в наши дни, с другой – об избыточной и однобокой рационализации и технизации сознания. Общий кризис культуры и стремление гармонизировать и усовершенствовать мир и душу индивидов отразились в этических поисках.

В настоящей работе освещены положения некоторых современных этических теорий, которое имели место в двадцатом веке. Эта тема важна, поскольку развитие истории во многом определяется взглядами и идеологиями, господствующими в обществе. Этика является одной из составляющих, которая оказывает непосредственное влияние на развитие их. Необходимо знать основные этические принципы, по которым развивалась история прошлого, чтобы самому делать свой этический выбор в будущем.

Задача данной работы – изучить этическо-философские взгляды выдающихся мыслителей ХХ века.

1. Этическая концепция Ф. Ницше

Ход истории в XIX-XX вв., казалось, полностью опроверг основы гуманистической классической философии, а разум и наука, хотя и подтвердили свое торжество в познании и подчинении сил природы, обнаружили и свое бессилие в устройстве человеческой жизни. Претензии классической философии, исходящей из убеждения в закономерном устройстве мира и его движении в направлении прогрессивных идеалов, в разумности человека и создаваемого им мира цивилизации и культуры, в гуманистической направленности самого исторического процесса, оказались неподтвержденными. Поэтому потребовалось либо указание новых путей и способов для реализации этих претензий, либо разоблачение их иллюзорности и избавление человечества от напрасных ожиданий и надежд.

Философия жизни Ф.Ницше ознаменовала окончательную «переоценку всех ценностей» предшествующей философии, культуры и морали.

Свою задачу Ницше видел именно в том, чтобы разбудить человечество, развеять его иллюзии, пребывая в которых, оно все глубже погружалось в состояние кризиса и вырождения. Для этого требовались сильнодействующие средства, способные эпатировать, взбудоражить публику. Поэтому Ницше не скупится на хлесткие высказывания, резкие оценки, философские парадоксы и скандалы. Свои произведения он считал настоящей «школой мужества и дерзости», а себя - подлинным философом «неприятных», «ужасных истин», низвергателем «идолов», под которыми он понимал традиционные ценности и идеалы, и разоблачителем заблуждений, коренящихся даже не в слабости познания, а прежде всего в человеческой трусости!

Множество раз называет он себя «первым имморалистом», настоящим «безбожником», «антихристом», «всемирно-историческим чудовищем», «динамитом», призванным взорвать болото устоявшихся представлений.

Ницше стремится за обыденными представлениями культурного сознания, за «ценностями» цивилизации и культуры - религии, морали, науки, постичь подлинную сущность бытия - инстинктивное стремление жизни к самоутверждению. Жизнь понимается им как неупорядоченное и хаотичное развертывание внутренне присущей бытию энергии хаоса, ниоткуда не выводимым и никуда не направленным потоком, подчиняющимся безумию оргиастического начала и полностью свободным от всяких нравственных характеристик и оценок. В античной культуре символом такого понимания жизни Ницше считал экстаз бога вина, удалого разгулья и веселья Диониса, символизирующего для человека чувство силы и могущества, блаженство восторга и ужаса от своего раскрепощения и полного слияния с природой.

Однако энергии жизни присуще проходить в своем развертывании периоды подъема и спада, созидания и разрушения жизненных форм, усиления и ослабления инстинктивного стремления к самоосуществлению. В целом же это суровая и беспощадная борьба различных проявлений жизни, отличающихся наличием в них «воли к жизни» и «воли к власти» над другими ее проявлениями.

Поэтому, по Ницше, «сама жизнь по существу своему есть присваивание, нанесение вреда, преодоление чуждого и более слабого, угнетение, суровость, насильственное навязывание собственных форм, аннексия и... эксплуатация».

Эксплуатация, угнетение, насилие не есть поэтому принадлежность какого-то несовершенного, неразумного общества, а есть необходимое проявление живой жизни, следствие воли к власти, которая именно и есть воля к жизни.

Более сильная воля к жизни и власти подавляет ослабленную волю и господствует над нею. Это, закон жизни, однако он может искажаться в человеческом обществе.

Человек - одно из несовершенных проявлений жизни, который хотя и превосходит других зверей хитростью и предусмотрительностью, своей изобретательностью, но безмерно уступает им в другом отношении. Он неспособен жить полностью непосредственной инстинктивной жизнью, подчиняясь ее жестоким законам, ибо под воздействием сознания и его иллюзорных представлений о своих «целях» и «предназначении» его жизненные инстинкты слабеют, а сам он превращается в неудавшегося, больного зверя.

Сознание, разум стремятся упорядочить жизненную энергию бытия, оформить и направить жизненный поток в определенное русло и подчинить его разумному началу, символом которого в античности был бог Аполлон, и если это удается, то жизнь ослабевает и устремляется к самоуничтожению.

Общественная жизнь и есть борьба дионисического и аполлоновского начала в культуре, первое из которых символизировало торжество здоровых инстинктов жизни, а второе - переживаемый Европой декаданс, т.е. доведенное до крайности ослабление воли к власти, приведшее к доминированию в европейской культуре противоестественных ценностей, подрывающих сами источники жизни.

Разложение и деградация европейской культуры обусловлены, по Ницше, ее краеугольными основаниями - христианской моралью человеколюбия, непомерными амбициями разума и науки, «выводящими» из исторической необходимости идеи социального равенства, демократии, социализма и вообще идеалы оптимального устройства общества на началах справедливости и разумности. На эти ценности традиционного гуманизма Ницше и обрушивается со всей своей силой, показывая их противоестественную направленность и нигилистический характер. Следование им ослабляет человечество и направляет волю к жизни на Ничто, на саморазложение.

Именно в ценностях христианской морали, идеалах разума и науки Ницше разглядел «мошенничество высшего порядка», обличением которого он без устали занимался всю жизнь, выдвинув лозунг «переоценки всех ценностей».

Христианство представляет собой «чудовищное заболевание воли» и возникает из страха и нужды, среди самых слабых и убогих носителей ослабевшей воли к жизни. Оно пронизано поэтому ненавистью и отвращением к здоровой жизни, маскируемой верой в «совершенную небесную жизнь», которая изобреталась только для того, чтобы лучше оклеветать эту, земную. Все христианские фантазии являются признаком глубокого истощения и оскудения жизни настоящей, ее болезни и усталости, так что само христианство живет наркотизацией человеческих бедствий.

Однако, оставаясь проявлением, хоть и больной, но все же воли к жизни, христианство, чтобы выжить среди сильных и жестоких, изобретает узду для сильных и бесстрашных посредством самого необузданного морализаторства, отождествления себя с моралью. Через культивирование моральных ценностей христианства больная жизнь улавливает здоровую и губит ее, причем тем вернее, чем глубже распространяются идеалы самоотречения, самопожертвования, милосердия и любви к ближнему.

Такая традиционная человеколюбивая мораль трактуется Ницше как «воля к отрицанию жизни», «скрытый инстинкт уничтожения, принцип упадка, унижения». Христианская мораль изначально пронизана жертвенностью, она вырастает из рабского состояния и стремится распространить его на своих поработителей, изобретая для этого Бога. Вера в Бога требует сознательного принесения ему в жертву своей свободы, гордости, достоинства, открытого самоуничижения человека, обещая взамен небесное блаженство.

Ницше очень тонко обыгрывает основные положения христианской морали, вскрывая ее лицемерный и лживый характер. «Кто унижает себя, тот хочет возвыситься», - исправляет он проповедь Христа.

Требование самоотверженности и бескорыстия, «не искать выгоды» он расшифровывает как моральный фиговый листок для выражения бессилия - «я уже не умею найти своей пользы...».

Невыносимое для слабой воли сознание: «я ничего не стою», приобретает в христианской морали вид «все ничего не стоит, и жизнь эта тоже ничего не стоит». Аскетический идеал святости, культивирование бесстрастия и страданий есть для него попытка придать смысл бессмысленности страдания, когда от него из-за собственной слабости невозможно избавиться, ибо любой смысл лучше полной бессмысленности. Бесстрастие есть лишь духовная кастрация человека и, подрывая корень человеческих страстей, можно только уничтожить саму жизнь.

Сострадание и любовь к ближнему есть лишь оборотная сторона болезненной ненависти к себе, ибо эти и другие добродетели явно вредны самому их обладателю, а полезны и поэтому лицемерно восхваляемы они его конкурентами, стремящимися с их помощью связать их обладателя. Поэтому, заключает Ницше, «если у тебя есть добродетель, значит, ты ее жертва!»

Кроме того, посредством милосердия и сострадания христианская мораль искусственно поддерживает слишком многое из того, что должно было бы погибнуть и дать дорогу более властным проявлениям жизни.

Существенным в морали является, по Ницше, одно - что она всегда есть «долгий гнет» и проявление стадного инстинкта в отдельном человеке.

И хотя религия и проповедуемая ею мораль являются необходимыми и полезными для подавляющей массы, для стада, для людей сильных и независимых, представляющих господствующую расу, все это становится лишним. Тем не менее, они могут пользоваться этим лишним средством своего господства над стадом, чтобы лучше принудить его к повиновению, не делаясь сами пленниками убогой морали. Ибо наряду с этой убогой моралью, требующей принесения человека в жертву Богу, есть и другие высшие «морали», в которых в жертву приносится сам Бог!

«Мы должны освободиться от морали, чтобы уметь морально жить!» - восклицает Ницше, провозглашая необходимость переоценки «вечных ценностей», отказа от морали рабов и восстановления прав жизни. Это доступно только для повелителей, сильных и свободных умов, держателей несокрушимой воли, владеющих собственным мерилом ценностей и назначающих себе меру уважения и презрения к другим. Они - подлинные аристократы духа, которые не ищут единомыслия с другими, сохраняют «пафос дистанции» и привычку «смотреть свысока». Они сохраняют независимость от догм обыденной морали, свободны от ее пут и испытывают отвращение ко всей моральной болтовне о долге, самоотверженности, святости, ибо сами полагают себе свои законы.

Эта «мораль господ» есть мораль силы и эгоизма, который «есть существеннейшее свойство знатной души», под которым Ницше понимал «непоколебимую веру в то, что существу, «подобному нам», естественно, должны подчиняться и приносить себя в жертву другие существа».

Эта мораль тоже имеет определенные обязанности, но только по отношению к себе подобным и равным, - по отношению же к существам низшего ранга «можно поступать по благоусмотрению... находясь по ту сторону добра и зла». «В каждом поступке высшего человека, - презрительно бросает Ницше в сторону рядового обывателя, - ваш нравственный закон стократ нарушен».

Ницше легко и оригинально разделывается с проблемой «свободы воли», которой мучилась предшествующая этика. Всякая воля есть проявление инстинктов жизни, и в этом смысле она не свободна и не разумна. Нужно говорить не о свободной и несвободной воле, а о сильной, которая властвует и повелевает и берет на себя ответственность, и слабой воле, которая лишь подчиняется и исполняет. Первая свободна в той степени, в какой сильна, а вторая - несвободна в том же смысле.

Поэтому мораль свободы и достоинства существует только для высших людей, а для прочих доступна лишь рабская мораль самоотречения и аскетизма, в которой ослабленные инстинкты жизни разряжаются не вовне, а внутрь человеческой души агрессией саморазрушения.

С этих же позиций разделывался Ницше с «научным» гуманизмом социалистов и демократов. «Фанатики братства», как он их назвал, так же, как и христианская мораль, игнорируют законы природы, стремясь ликвидировать эксплуатацию, преодолеть природное неравенство людей и навязать им «общее стадное счастье зеленых пастбищ». Это неизбежно будет приводить к одинаковому результату - ослаблению и деградации человечества, ибо человек всегда развивается в борьбе и соперничестве, а неравенство и эксплуатация есть необходимое условие жизни.

В морали социалистического общества воля Бога заменяется выводимой из истории общественной пользой и общим благом, на страже которого стоит государство. При этом интересы отдельного человека ничего не значат, почему Ницше рассматривает социализм как младшего брата деспотизма, при котором государство стремится превратить человека из личности в орган коллектива. Человек, естественно, этому пытается противиться, и тогда обязательным средством насаждения верноподданнических чувств, сознания и покорности поступков становится государственный терроризм.

В такой морали все, что выделяет и возвышает отдельную личность над общим уровнем, всех страшит, всеми осуждается и подлежит наказанию. Государство проводит уравнительную политику, нивелируя всех, естественно, по низшему уровню, вследствие чего демократическая форма правления есть, по Ницше, форма измельчания и обесценивания человека и низведения его на уровень посредственности.

Таким образом, философия Ницше явилась своего рода откровением и ушатом холодной воды для традиционной классической этики, ориентированной на гуманистические идеалы и прогресс разума. Его идея о том, что «не существует никакой предустановленной гармонии между споспешествованием истине и благом человечества», стала одной из центральных в философии ценностей в XX в.

Своей «философией жизни» он страстно стремился разрушить представления о человеке как «твари», как объекте и средстве для достижения чуждых ему целей и помочь самосозиданию в нем «творца», свободного деятеля. Ницше старался преодолеть представление о морали как объективной системе понуждений, норм и запретов, не зависящих от человека, отчужденных от него и подавляющих его, и представить ее как сферу свободы.

Своим творчеством он защищал жизненную силу и ценность индивидуализма, с которым связывал новое понимание гуманизма, однако с неизбежностью приходя на этом пути к абсолютизации субъективизма и относительности моральных ценностей, к противопоставлению аристократической морали («все позволено») и морали низших существ.

Ницше сумел теоретически предвидеть и выразить существенные характеристики моральной практики социалистического переустройства общества, но не увидел внутреннего родства своего «нового порядка» с тоталитарными общественными системами. Ибо права и свободы морали избранных у Ницше компенсировались бесправием и безжалостным подавлением плебеев. Мораль «сверхчеловеков» оказалась сверхчеловеческой моралью, свободной от моральных обязанностей перед человечеством и пронизанной презрением к общечеловеческим ценностям.

То одну из характери­стик этих отношений, он оставляет в стороне другие, считая их производными от нее и создает при этом довольно сложные фи­лософские конструкции. 5. Современная религиозная философия. В годы догматизации марксизма всякая религиозная фило­софия в связи с воинствующим атеизмом рассматривалась как реакционная. Конечно же, критики марксизма со стороны пред­ставителей этой...

Ветхого и Нового Завета) нашли свое выражение только в христианстве. В дальнейшем христианство и нравственные ценности Библии будут приняты как синонимы. В данном реферате не рассматривается дальнейшая история христианства и Христианской Церкви. 2. Западная философия XX века К середине XIX в. западноевропейская философская мысль оказалась в глубоком кризисе. ...

Ни в Мексике, не получив соответствующей профессиональной подготовки и даже, скажу честно, не изучив глубоко ни одной книги, посвященной этим предметам? Кстати, приверженцы структурализма нередко даже определяли структурализм сразу как «метод и философию». Так, главная книга видного представителя этого течения во Франции Н. Мулуда «Les structures, la recherche et le savoir» (название русского...

Той и другой культуре и определенной отрешенности от обеих12. * * * Заключая разговор о двух великих интеллектуальных традициях Востока, сделаем основные выводы, существенные для замысла этой книги. Обратившись лицом к китайской философской мысли, современная философия может найти в ней совершенно иную модель развития философского умозрения, породившего дискурс, сохранивший исходную модель...

Наименование параметра	Значение
Тема статьи:	Современная этика.
Рубрика (тематическая категория)	Культура

Этику ХХ века можно назвать интеллектуальной реакцией на социальные катастрофы, произошедшие в данном столетии. Две мировые войны и региональные конфликты, тоталитарные режимы и терроризм побуждают задуматься о самой возможности этики в мире, столь откровенно чуждом добра. Из великого множества разнообразных этических учений, созданных в ХХ веке, мы рассмотрим лишь два. Их представители не только сконструировали теоретические модели морали, но и сделали из них практические нормативные выводы.

Еще одной весьма значительной разновидностью этического учения, оказавшей огромное влияние на развитие западной культуры, является этика экзистенциализма (философии существования). Представителями экзистенциализма являются французские философы Ж.П. Сартр (1905–1980 гᴦ.), Г. Марсель (1889–1973 гᴦ.), А. Камю (1913–1960 гᴦ.), немецкие философы М. Хайдеггер (1889–1976 гᴦ.), К. Ясперс (1883–1969 гᴦ.). Экзистенциализм сформировался в Западной Европе в период между двумя мировыми войнами. Его представители попытались осмыслить положение человека в кризисных ситуациях и выработать определœенные ценностные установки, позволяющие ему достойно выходить из ситуации кризиса.

Исходное положение экзистенциализма – существование предшествует сущности, причинœе, что определяет его. Человек сначала существует, появляется, действует, и только потом он определяется, ᴛ.ᴇ. получает характеристики и определœения. Открытость будущему, внутренняя незаполненность и первоначальная готовность к свободному самоопределœению из самого себя и есть подлинное существование, экзистенция.

Экзистенциалистская этика в качестве основы нравственного поведения человека полагает свободу. Человек - ϶ᴛᴏ свобода . Свобода – самая фундаментальная характеристика человека.Свобода в экзистенциализме – это, прежде всœего, свобода сознания, свобода выбора духовно-нравственной позиции индивида. Все действующие на человека причины и факторы обязательно опосредуются его свободным выбором . Человек постоянно должен выбирать ту или иную линию своего поведения, ориентироваться на те или иные ценности и идеалы. Своей постановкой проблемы свободы экзистенциалисты отразили главное основание морали. Экзистенциалисты справедливо подчеркивают, что деятельность людей направляется, главным образом, не внешними обстоятельствами, а внутренними побуждениями, что каждый человек в тех или иных обстоятельствах мысленно реагирует не одинаково. От каждого человека зависит очень многое, и не следует в случае отрицательного развития событий ссылаться на ʼʼобстоятельстваʼʼ. Люди обладают значительной свободой в определœении целœей своей деятельности. В каждый конкретно-исторический момент существует не одна, а несколько возможностей. При наличии реальных возможностей развития событий не менее важно и то, что люди свободны в выборе средств для достижения поставленных целœей. А цели и средства, воплощенные в действия, уже создают определœенную ситуацию, которая сама начинает оказывать влияние.

Со свободой теснейшим образом связана ответственность человека . Без свободы нет и ответственности. В случае если человек не свободен, в случае если он в своих действиях постоянно детерминирован, определœен какими-то духовными или материальными факторами, то он, с точки зрения экзистенциалистов, не отвечает за свои действия, а значит, не является и субъектом моральных отношений. Более того, индивид, не осуществляющий свободный выбор, отказавшийся от свободы, утрачивает тем самым главное качество человека и превращается в простой материальный объект. Иными словами, такого индивида уже нельзя считать человеком в подлинном смысле этого слова, ибо он утратил качество подлинного существования.

Вместе с тем, реальная жизнь показывает, что для многих людей подлинное существование оказывается непосильным бременем. Ведь свобода требует от человека самостоятельности и мужества, предполагает ответственность за выбор, придающий тот или иной смысл будущему, определяющему, каким будет мир дальние. Именно эти обстоятельства вызывают те неприятные переживания метафизического страха и тревоги, постоянного беспокойства, которые толкают человека и сферу ʼʼнеподлинного существованияʼʼ.

Экзистенциалистская этика призывает противостоять всяким формам коллективизма. Необходимо открыто осознать свое одиночество и заброшенность, свободу и ответственность, бессмысленность и трагизм собственного существования, набраться сил и мужества жить в самых неблагоприятных ситуациях бесперспективности и безнадежности.

Экзистенциалистская этика развивается в русле стоицизма: нравственное смятение и отчаяние человека, утрата им своего достоинства и крепости духа есть не столько результат столкновения нашего разума и морали с бессмысленностью человеческой жизни и неспособностью добиться благополучия в ней, сколько результат разочарования в этих наших надеждах. До тех пор, пока человек будет желать и надеяться на благополучный исход своих начинаний, он будет терпеть неудачи и впадать в отчаяние, ибо ход жизни не в его власти. От человека не зависит, в какие ситуации он может попасть, но от него целиком зависит, как он из них выйдет.

Среди теорий морали XX в. следует обратить внимание на ʼʼэтику ненасилияʼʼ. Всякая этика считает отказ от насилия необходимым. Поскольку насилие порождает ответное насилие, оно является заведомо неэффективнымметодом решения каких бы то ни было проблем. Ненасилие - ϶ᴛᴏ не пассивность, а особые ненасильственные действия(сидячие забастовки, марши, голодовки, распространение листовок и выступления в СМИ для популяризации своей позиции – сторонники ненасилия выработали десятки подобных методов). К осуществлению подобных действий способны только нравственно сильные и мужественные люди, способные, благодаря вере в свою правоту, не отвечать ударом на удар.
Размещено на реф.рф
Мотивом ненасилия является любовь к врагам и вера в их лучшие моральные качества. Врагов следует убедить в неправоте, неэффективности и безнравственности силовых методов и достичь с ними компромисса. ʼʼЭтика ненасилияʼʼ считает моральность не слабостью, а силой человека, способностью достигать целœей.

В XX в. получила развитие этика благоговения перед жизнью , основоположником которой стал современный гуманист А. Швейцер.
Размещено на реф.рф
Он уравнивает нравственную ценность всœех существующих форм жизни. При этом, он допускает ситуацию морального выбора. В случае если человек руководствуется этикой благоговения перед жизнью, то он наносит вред жизни и уничтожает ее лишь под давлением крайне важно сти и никогда не делает это бездумно. Но там, где он свободен выбирать, человек ищет положение, в котором он мог бы помочь жизни и отвести от нее угрозу страдания Ии уничтожения. Швейцер отвергает зло.

Современная этика. - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Современная этика." 2017, 2018.

Современная этика столкнулась с достаточно сложной ситуацией, в которой многие традиционные моральные ценности оказались пересмотрены. Традиции, в которых ранее во многом виделось основание исходных моральных принципов, зачастую оказались разрушенными. Они потеряли свое значение в связи с глобальными процессами, развивающимися в обществе и быстрым темпом изменения производства, переориентацией его на массовое потребление. В результате этого возникла ситуация, в которой противоположные моральные принципы предстали как равно обоснованные, в одинаковой степени выводимые из разума. Это, по словам А. Макинтаира, привело к тому, что рациональные аргументы в морали в основном стали использоваться для доказательства тезисов, которые предварительно уже имелись у тех, кто данные аргументы приводил.

Это, с одной стороны, привело к антинормативистскому повороту в этике, выразилось в желании провозгласить отдельного человека полноценным и самодостаточным субъектом нравственного требования, возложить на него все бремя ответственности за самостоятельно принимаемые решения. Антинормативистская тенденция представлена в идеях Ф. Ницше, в экзистенциализме, в постмодернистской философии. С другой стороны, возникло желание ограничить область этического достаточно узким кругом вопросов, связанных с формулированием таких правил поведения, которые могут быть приняты людьми с разными жизненными ориентациями, с разным пониманием целей человеческого бытия, идеалов самосовершенствования. В результате традиционная для этики категория блага оказалась как бы выведена за пределы морали, и последняя стала развиваться в основном как этика правил. В русле этой тенденции получает дальнейшее развитие тема о правах человека, делаются новые попытки построить этику как теорию справедливости. Одна из таких попыток представлена в книге Дж. Ролза «Теория справедливости».

Новые научные открытия и новые технологии дали мощный всплеск развитию прикладной этики. В XX в. было разработано множество новых профессиональных кодексов морали, получила развитие этика бизнеса, биоэтика, этика юриста, работника средств массовой информации и т. д. Ученые, врачи, философы стали обсуждать такие проблемы, как пересадка органов, эвтаназия, создание трансгенных животных, клонирование человека.

Человек в гораздо большей степени, чем ранее, почувствовал свою ответственность за развитие всего живого на Земле и стал обсуждать эти проблемы не только с точки зрения своих собственных интересов выживания, но и с точки зрения признания самоценности факта жизни, факта существования как такового (Швейцер, моральный реализм).

Важным шагом, представляющим реакцию на современную ситуацию в развитии общества, стала попытка понять мораль в конструктивном плане, представить ее как бесконечный в своем продолжении дискурс, направленный на выработку приемлемых для всех его участников решений. Это получает развитие в трудах К.О. Апеля, Ю. Хабермаса, Р. Алекси и др. Этика дискурса направлена против антинормативизма, она пытается выработать единые ориентиры, способные объединить людей в борьбе с глобальными угрозами, вставшими перед человечеством.

Несомненным достижением современной этики стало выявление слабостей утилитарной теории, формулирование тезиса о том, что некоторые базисные права человека должны быть поняты именно в абсолютном смысле как ценности, не связанные непосредственно с вопросом об общественном благе. Они должны соблюдаться даже тогда, когда это не приводит к увеличению общественных благ.

Одна из проблем, которая остается в современной этике столь же актуальной, как и в этике прошлых лет, это проблема обоснования исходного морального принципа, поиск ответа на вопрос о том, что же может быть положено в основу морали, могут ли моральные суждения быть рассмотрены в качестве истинных или ложных, соответственно - можно ли указать для определения этого какой-либо ценностный критерий? Достаточно влиятельная группа философов отрицает возможность рассмотрения нормативных суждений в качестве таких, которые можно считать истинными или ложными. Это, прежде всего философы, развивающие в этике подход логического позитивизма. Они считают, что так называемые описательные (дескриптивные) суждения не имеют ничего общего с нормативными (прескриптивными суждениями). Последние выражают, с их точки зрения, лишь волю говорящего и потому, в отличие от суждений первого типа, они не могут быть оценены в терминах логической истины или лжи. Одним из классических вариантов такого подхода явился так называемый эмотивизм (А. Айер). Эмотивисты полагают, что нравственные суждения не обладают никакой истиной, а просто передают эмоции говорящего. Эти эмоции воздействуют на слушателя в плане формирования у него стремления встать на сторону говорящего, вызванного эмоциональным резонансом. Другие философы данной группы вообще отказываются от задачи поиска исходного смысла моральных суждений и выдвигают в качестве цели теоретической этики лишь логический анализ связи отдельных суждений, направленный на достижение их непротиворечивости (Р. Хеар, Р. Бандт). Тем не менее, даже аналитические философы, заявившие в качестве основной задачи теоретической этики анализ логической связи моральных суждений, все-таки обычно исходят из того что сами суждения имеют какие-то основания. Они могут быть основаны на исторических интуициях, на рациональных желаниях отдельных индивидов, но это уже выходит за пределы компетенции теоретической этики как науки.

Ряд авторов отмечают формализм такой позиции и стремятся как-то ее смягчить. Так В. Франкена, Р. Холмс говорят о том, что от самих наших исходных пониманий морали будет зависеть и то, противоречат одни суждения другим или нет. Р. Холмс полагает, что привнесение конкретной ценностной позиции в дефиницию морали неправомерно. Тем не менее, он допускает «возможность включения некоторого реального содержания (например, ссылки на общественное благо) и представление об источниках морали». Такая позиция предполагает выход за пределы логического анализа моральных высказываний, но она, несмотря на стремление к преодолению формализма (сам Холмс называет свою позицию и позицию В. Франкены субстанциалистской), все же остается слишком абстрактной. Объясняя, почему же индивид все-таки ведет себя как моральный субъект, Р. Холмс говорит: «Тот самый интерес, который побуждает индивида придерживаться нормальной и упорядоченной жизни, должен побуждать его также создавать и поддерживать условия, при которых такая жизнь возможна». Наверное, никто не будет возражать, что подобное определение (и одновременно обоснование морали) разумно. Но оно оставляет множество вопросов: например, о том, в чем же все-таки заключается нормальная и упорядоченная жизнь (какие желания можно и нужно поощрять, а какие ограничивать), до какой степени индивид реально заинтересован в поддержании общих условий нормальной жизни, зачем, положим, жертвовать жизнью ради родины, если ты сам все равно уже не увидишь ее процветания (вопрос, который задавал Лоренцо Валла)? Видимо, подобные вопросы порождают желание некоторых мыслителей не только указать на ограниченные возможности этической теории, но и вообще отказаться от процедуры обоснования морали. А. Шопенгауэр впервые высказал идею о том, что рациональное обоснование морали подрывает фундаментальность ее принципов. Такая позиция имеет определенную поддержку и в современной российской этике.

Другие философы полагают, что процедура обоснования морали все же имеет положительное значение, основы морали могут быть найдены в разумном самоограничении интересов, в исторической традиции, здравом смысле, подкорректированном научным мышлением.

Для того, чтобы позитивно ответить на вопрос о перспективах обоснования морали, необходимо, прежде всего, разграничить принципы этики долга и этики добродетелей. В христианской этике, которая может быть названа этикой долга, безусловно, содержится представление о морали как высшей абсолютной ценности. Приоритет нравственного мотива предполагает одинаковое отношение к разным людям безотносительно к их достижениям в практической жизни. Это этика строгих ограничений и универсальной любви. Одним из способов ее обоснования является попытка выведения морали из способности человека к универсализации своего поведения, представления о том, а что было бы, если бы все поступали так же, как собираюсь поступить я. Эта попытка получила наибольшую разработку в кантовской этике и имеет продолжение в современных этических дискуссиях. Однако, в отличие от подхода Канта, в современной этике личный интерес не противопоставляется жестко моральной способности, а универсализация рассматривается не как то, что создает моральную способность из самого разума, а просто как контрольная процедура, используемая для проверки различных целесообразных правил поведения на их общую приемлемость.

Однако такого представления о морали, в котором она рассматривается, прежде всего, в качестве средства контроля поведения, осуществляемого с точки зрения того, чтобы не допустить нарушения достоинства других людей, не попирать грубо их интересов, т. е. не использовать другого человека только как средство для реализации собственного интереса (что в грубой форме может получить выражение в крайних формах эксплуатации, рабстве, зомбировании в чьих- то политических интересах за счет использования грязных политических технологий), - оказывается недостаточно. Имеется необходимость рассмотреть мораль более широко, в связи с влиянием ее на качество выполнения всех тех видов социальной деятельности, в которые реально вовлечен человек. В таком случае снова возникает необходимость говорить о добродетелях в античной традиции, т. е. в связи с признаком совершенства в выполнении определенной социальной функции. Различие этики долга и этики добродетелей является весьма важным, т. к. принципы, на основе которых базируются данные виды моральной теории оказываются в определенной степени противоречащими, и они имеют разную степень категоричности. Этика долга тяготеет к абсолютной форме выражения своих принципов. В ней человек всегда рассматривается как высшая ценность, все люди оказываются равны в своем достоинстве независимо от их практических достижений.

Сами эти достижения оказываются несущественными при сравнении с вечностью, богом и именно поэтому человек обязательно занимает в такой этике положение «раба». Если все рабы перед богом, реальное различие раба и господина оказывается несущественным. Такое утверждение выглядит как форма утверждения человеческого достоинства, несмотря на то, что человек вроде бы добровольно принимает здесь на себя роль раба, роль низшего существа, во всем полагающегося на милость божества. Но, как уже говорилось, такого утверждения равного достоинства всех людей в абсолютном смысле оказывается недостаточно для морального поощрения их практической социальной активности. В этике добродетелей человек как бы сам претендует на божественное. Уже у Аристотеля в своих высших интеллектуальных добродетелях он становится подобен божеству.

Это означает, что этика добродетелей допускает разные степени совершенства, причем не просто совершенства в умении управления своими помыслами, преодоления тяги к греху (задача, которая ставится и в этике долга), но и совершенства в умении выполнения той социальной функции, которую человек берется осуществить. Это вводит относительность в моральную оценку того, что представляет собой человек как личность, т. е. в этике добродетелей допускается различное нравственное отношение к разным людям, потому что их достоинство зависит в этом типе этики от конкретных черт характера людей и их достижений в практической жизни. Моральные качества соотносятся здесь с различными социальными способностями и выступают как очень дифференцированные.

С этикой долга и этикой добродетелей связаны принципиально разные типы нравственной мотивации.

В тех случаях, когда нравственный мотив проявляется наиболее явно, когда он не сливается с другими социальными мотивами деятельности, побудительным стимулом для начала нравственной активности служит внешняя ситуация. При этом поведение принципиально отлично оттого, которое развивается на основе привычной последовательности: потребность-интерес-цель. Например, если человек бросается спасать утопающего, он делает это не потому, что заранее испытал некоторое эмоциональное напряжение, схожее, скажем, с чувством голода, а просто потому, что он понимает или интуитивно чувствует, что последующая жизнь с сознанием невыполненного долга будет представлять для него мучения. Тем самым, поведение основано здесь на предвосхищении сильных отрицательных эмоций, связанных с представлением о нарушении нравственного требования и желанием их избежать. Однако необходимость совершения подобных самоотверженных действий, в которых более всего проявляются черты этики долга, относительно редка. Раскрывая суть нравственного мотива, нужно объяснить не только страх мучений из-за невыполненного долга или угрызений совести, но и позитивную направленность длительной активности поведения, неизбежно проявляющуюся тогда, когда речь идет о собственном благе. Ясно, что обоснование необходимости такого поведения осуществляется не в каких-то чрезвычайных обстоятельствах, и для его детерминации нужна не эпизодическая, а долговременная цель. Такая цель может быть реализована только в связи с общими представлениями личности о счастье жизни, о всем характере ее взаимоотношений с другими людьми.

Можно ли свести мораль лишь к ограничениям, следующим из правила универсализации, к поведению на основе разума, освобожденного от мешающих трезвому рассуждению эмоций? Безусловно, нет. Со времен Аристотеля известно, что без эмоций нет нравственного действия.

Но если в этике долга проявляются строго определенные эмоции сострадания, любви, угрызения совести, в этике добродетелей реализация нравственных качеств сопровождается многочисленными положительными эмоциями внеморального характера. Это происходит потому, что имеет место объединение нравственных и иных прагматических мотивов бытия. Личность, совершая положительные нравственные действия в соответствии со своими добродетелями характера, испытывает позитивные эмоциональные состояния. Но положительная мотивация в данном случае вносится в нравственно одобряемое действие не со стороны каких-то особых нравственных, а со стороны всех высших социальных потребностей личности. При этом ориентация поведения на нравственные ценности усиливает эмоциональное самоощущение в процессе удовлетворения внеморальных потребностей. Например, радость творчества в общественно-значимой деятельности выше радости творчества в простой игре, т. к. в первом случае человек видит в моральных критериях общества подтверждение действительной сложности, иногда даже уникальности решаемых им задач. Это означает обогащение одних мотивов деятельности другими. Учитывая такое объединение и обогащение одних мотивов поведения другими, вполне можно объяснить то, почему человек имеет личный интерес быть нравственным, т. е. быть нравственным не только для общества, но и для самого себя.

В этике долга вопрос выглядит сложнее. В силу того, что человек берется здесь независимо от его социальных функций, добро приобретает абсолютный характер и вызывает желание теоретика представить его в качестве исходной и рационально неопределимой категории для построения всей этической системы.

Абсолютное, действительно, не может быть исключено из сферы морали и не может быть игнорировано теоретической мыслью, желающей освободить человека от бремени непонятных ему и не всегда приятных для него явлений. В практическом плане должное поведение предполагает механизм совести, которая культивируется как навязываемая обществом индивиду реакция на нарушение требований морали. В проявлении сильной негативной реакции подсознания на предположение о нарушении требования морали по существу уже заключено нечто абсолютное. Но в критические периоды развития общества, когда требуется массовое жертвенное поведение, одних автоматических реакций подсознания и одних угрызений совести оказывается недостаточно. С точки зрения здравого смысла и основанной на нем теории очень трудно объяснить, почему необходимо отдавать жизнь за других. Но тогда очень трудно и придать личностный смысл подобному жертвенному поступку лишь на основе научного объяснения того, что это необходимо, скажем, для выживания рода. Однако практика общественной жизни требует таких поступков, и, в этом смысле, продуцирует потребность усилить нравственные мотивы, направленные на подобного рода поведение, скажем, за счет идеи Бога, надежды на посмертное воздаяние и т. д.

Таким образом, достаточно популярный абсолютистский подход в этике во многом является выражением практической потребности усиления нравственных мотивов поведения и отражением того факта, что мораль действительно существует, несмотря на то, что с точки зрения здравого смысла человек вроде бы не может действовать против своего интереса. Но распространенность абсолютистских идей в этике, утверждения о том, что первопринцип морали обосновать невозможно, скорее свидетельствуют не о бессилии теории, а о несовершенстве общества, в котором мы живем. Создание политической организации, исключающей войны и решение проблем питания на основе новой энергетики и технологии так, как это виделось, например, Вернадскому (переход к автотрофному человечеству, связанный с производством искусственного белка), позволит гуманизировать общественную жизнь до такой степени, что этика долга с ее универсализмом и строгими запретами на использование человека в качестве средства фактически окажется ненужной в силу конкретных политических и правовых гарантий бытия человека и всех других живых существ. В этике же добродетелей необходимость ориентации личных мотивов деятельности на нравственные ценности может быть обоснована без апелляции к абстрактным метафизическим сущностям, без иллюзорного удвоения мира, необходимого для придания нравственным мотивам статуса бытия абсолютной значимости. Это является одним из проявлений реального гуманизма, т. к. снимает отчуждение, вызванное тем, что человеку навязываются внешние, непостижимые рациональным мышлением принципы поведения.

Сказанное, однако, не означает того, что этика долга становится как таковая не нужна. Просто ее область сокращается, а моральные принципы, разработанные в пределах теоретических подходов этики долга, приобретают важное значение для развития норм права, в частности, при обосновании концепции прав человека. В современной этике подходы, развитые в этике долга, попытки вывести мораль из способности человека мысленно универсализировать свое поведение более всего используются для защиты идей либерализма, базой рассуждения которого является желание создать такое общество, в котором индивиду можно было бы наиболее качественно удовлетворять свой интерес, не вступая в конфликт с интересами других.

Этика добродетелей соотносится с коммюнитаристскими подходами, в которых полагается, что личное счастье невозможно без того, чтобы сделать заботу об обществе предметом своих собственных устремлений, своих личных желаний. Этика долга, наоборот, служит основанием для развития либеральной мысли, разработки общих правил, приемлемых для всех, независимых от индивидуальных жизненных ориентаций. Коммюнитаристы говорят о том, что предметом морали должны быть не только общие правила поведения, но и стандарты совершенства каждого в том виде деятельности, который он реально выполняет. Они обращают внимание на связь морали с определенной локальной культурной традицией, утверждая, что без такой связи мораль просто исчезнет, а человеческое общество распадется.

Думается, что для решения актуальных проблем современной этики необходимо комбинировать разные принципы, в том числе - искать способы сочетания абсолютных принципов этики долга и относительных принципов этики добродетелей, идеологии либерализма и коммюнитаризма. Рассуждая с позиции приоритета отдельного индивида, было бы, например, очень трудно объяснить долг перед будущими поколениями, понять естественное желание каждого человека сохранить о себе добрую память среди своих потомков.

Современная этика столкнулась с достаточно сложной ситуацией, в которой многие традиционные моральные ценности оказались пересмотрены. Традиции, в которых ранее во многом виделось основание исходных моральных принципов, зачастую оказались разрушенными. Они потеряли свое значение в связи с глобальными процессами, развивающимися в обществе и быстрым темпом изменения производства, переориентацией его на массовое потребление. В результате этого возникла ситуация в которой противоположные моральные принципы предстали как равно обоснованные, в одинаковой степени выводимые из разума. Это, по словам А. Макинтаира, привело к тому что рациональные аргументы в морали в основном стали использоваться для доказательства тезисов, которые предварительно уже имелись у тех кто данные аргументы приводил.

Это, с одной стороны, привело к антинормативистскому повороту в этике, выразилось в желании провозгласить отдельного человека полноценным и самодостаточным субъектом нравственного требования, возложить на него все бремя ответственности за самостоятельно принимаемые решения. Антинормативистская тенденция представлена в идеях Ф.Ницше, в экзистенциализме, в постмодернистской философии. С другой стороны, возникло желание ограничить область этического достаточно узким кругом вопросов, связанных с формулированием таких правил поведения, которые могут быть приняты людьми с разными жизненными ориентациями, с разным пониманием целей человеческого бытия, идеалов самосовершенствования. В результате традиционная для этики категория блага оказалась как бы выведена за пределы морали и последняя стала развиваться в основном как этика правил. В русле этой тенденции получает дальнейшее развитие тема о правах человека, делаются новые попытки построить этику как теорию справедливости. Одна из таких попыток представлена в книга Дж. Ролза «Теория справедливости».

Новые научные открытия и новые технологии дали мощный всплеск развитию прикладной этики. В XX в. было разработано множество новых профессиональных кодексов морали, получила развитие этика бизнеса, биоэтика, этика юриста, работника средств массовой информации и т.д. Ученые, врачи, философы стали обсуждать такие проблемы, как пересадка органов, эвтаназия, создание трансгенных животных, клонирование человека. Человек в гораздо большей степени, чем ранее, почувствовал свою ответственность за развитие всего живого на Земле и стал обсуждать эти проблемы не только с точки зрения своих собственных интересов выживания, но и с точки зрения признания самоценности факта жизни, факта существования как такового (Швейцер, моральный реализм).

Профессиональная этика выступает как этика правил и работает на уровне создания деонтологических принципов поведения для тех, кто принадлежит к данной профессии. Она составляет значительную область прикладной этики. Но есть и другие области. Это корпоративная этика, в которой кодексы и организации, следящие за их исполнением, создаются для членов определенных корпораций. К области прикладной этики также относится то, что связано с общественными угрозами глобального характера. Для предотвращения этих угроз проводятся гуманитарные экспертизы, отрабатываются механизмы демократических процедур принятия важных общественных решений.

Важным шагом, представляющим реакцию на современную ситуацию в развитии общества, стала попытка понять мораль как бесконечный в своем продолжении дискурс, - разговор человечества, направленный на выработку приемлемых для всех его участников решений. Это получает развитие в трудах К.О. Апеля, Ю. Хабермаса, Р. Алекси и др. Этика дискурса направлена против антинормативизма, она пытается выработать единые ориентиры, способные объединить людей в борьбе с глобальными угрозами, вставшими перед человечеством. Дискурсивная этика предполагает, что все решения в перспективе развития общества должны стать коммуникативными. Это такие решения, которые люди согласны добровольно принять потому, что они убеждены в их целесообразности, а не потому, что им что-то обещают, или чем-то их запугивают (стратегические решения). Коммуникативные решения означают, что интересы людей не подавляются, не устраняются во имя других интересов, и те, кто становится объектом планового управления согласны на манипуляции, производимые с их интересами.

Еще одна характерная черта современной морали это невероятное расширение публичной сферы, т.е. сферы, где представлены интересы больших групп людей, где поступки оцениваются с точки зрения совершенства выполнения определенных общественных функций. В этой сфере мы сталкиваемся с деятельностью политиков, лидеров политических партий, хозяйственных руководителей, с механизмом принятия глобальных решений. Оказалось, что традиционная этика во многом не применима для этой сферы, ведь ясно что, скажем, адвокат не может относиться к прокурору как к самому себе. Во время судебного заседания они действуют как противники.

Поэтому теоретиками ставится вопрос о разработки новой этики, связанной с принятием честных правил определенной игры, новым пониманием справедливости, в том числе включением в это понятие вопросов международной справедливости, отношения к будущим поколениям, отношения к животным, отношения к инвалидам с рождения и т.д.

Вопросы:

1. Каково происхождение термина этика?

2. Что такое мотивация?

3. Чем «золотое правило» отличается от «талиона»?

4. Что такое обоснование морали?

5. Что было специфичным для античной этики?

6. В чем специфика этики Нового Времени

7. Что такое добро и зло, могут ли эти категории быть противопоставлены в абсолютном смысле?

8. Как можно определить мораль?

9. Чем мораль отличается от других средств социальной регуляции?

10. Какова ситуация в современной этике?

11. Что такое этика дискурса?

Темы рефератов:

1. Возникновение морали

2. Золотое правило нравственности

3. Этика Аристотеля

5. Обоснование морали: возможности и пределы

7. Любовь как принцип нравственных взаимоотношений

8. Этика Дискурса

Литература:

1. Аристотель, Никомахова этика //Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т.4. М.: Мысоь 1984.

2. И. Кант Основоположения метафизики нравов //Кант И. Собр. Соч. в 8- тт. Т. 4. М.: ЧОРО, 1994.

3. Апель К.-О. Трансформация философии. М.: Логос, 2001.

4. Гусейнов А.А. Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней. М.: Вече, 2009.

5. Гусейнов А.А. Апресян Р.Г. Этика. М.: Гардарики, 2000.

6. Макинтаир А. После добродетели. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2000.

7. Разин А.В. Этика. М.: ИНФРА-М, 2012.

8. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. Пер с нем. СПб.: Наука, 2000.